Ни жива, ни мертва, в тишине окраины,
В тёмном углу, Кэрол, моя светловолосая любовь,
Ищет свободу по телефонному справочнику:
Мне плохо, а ты не отвечаешь.
Заключённый в тюрьме слов, там, где туалет,
Я следую за своей тенью по заводу, чтобы понять
Что такое чёрно-белая работа. Один приятель уволен,
Но я недостаточно серьёзен, чтобы умереть.
В грязном рассвете под небом цвета презерватива
Кэрол следит за персонажами романа "Шерстяные волосы",
Спрятавшись за ширмой вопросительного знака
С фото Гарри Купера из фильма: "По ком звонит колокол."
Я так и не научился жить и возвращаюсь назад
С ножом, всаженным в спину подушки,
С горячкой от "Ста лет одиночества" на гарнир,
Фразами и шнурком от обуви моего убийцы.
Кэрол хорошенькая со своей тошнотворной улыбкой,
А я хотел бы любить машинистку для слежки
За рабочим классом, который в кино попадает на небеса,
Но я недостаточно серьёзен. чтобы умереть.
Я плюю в зеркало на свой фильм "В порту",
На последнем сеансе я потерял пуговицу.
Распинаю себя канцелярскими кнопками: раб мёртв,
Среди символических преград я только шут.
Кэрол убивает своё счастливое детство с пенками от варенья,
Один разрез ножниц, чтобы выйти из своей роли,
Она повесилась на очень женственном шарфе,
Горничная завернула её в простыню.
Мне была противна её сладкая улыбка, теперь я помню.
Услышать боль клоунским ухом Ван Гога,
В этом я провалился, она тоже признаёт это,
Но я недостаточно серьёзен, чтобы умереть.
Молчание в цирке всё решило, Он сам избрал свои гвозди,
А я отказываюсь от этой разновидности любви.
Христос хотя бы на третий день воскрес,
Наконец, дело Джанни, умереть сегодня.
Девушка, мечтающая в офисе, это моя сестра.
Несомненно, она думает, что это всего лишь песня,
Но она ошибается, я не мышка и никаких леденцов,
Скоро я уже буду далеко от своей темницы.
Как старый актёр с кухонным ножом
Я сыграю свою смерть, я изобрету свободу,
И я хочу видеть свою кровь на твоей юбке с обложки
И надеюсь, что хоть кто-то из многих друзей меня вспомнит.
Шампуня не хватит, чтобы вывести перхоть в мозгах,
Без всякого алиби я приговорён своим трибуналом,
Моя мать будет плакать, если я убью себя прежде, чем это сделает кокаин.
Возможно, только в смерти я стану самим собой.
И спасибо миру за любовь, которой я не имел,
Но я не хороший сын, я решительно не знаю, как им быть.
Как странно умирать, если на самом деле и не жил,
И воскресенье - последняя реплика семейного спектакля.